Неточные совпадения
Она положила ему на колено свою руку. Ромашов сквозь одежду почувствовал ее
живую, нервную теплоту и, глубоко передохнув, зажмурил
глаза. И от этого не стало темнее, только перед
глазами всплыли похожие на сказочные озера черные овалы, окруженные
голубым сиянием.
Несмотря на то, что княгиня Марья Ивановна была черноволосая и черноглазая, а Софья Ивановна белокура и с большими
живыми и вместе с тем (что большая редкость) спокойными
голубыми глазами, между сестрами было большое семейное сходство; то же выражение, тот же нос, те же губы; только у Софьи Ивановны и нос и губы были потолще немного и на правую сторону, когда она улыбалась, тогда как у княгини они были на левую.
Из
живой рамы белокурых волос глядело такое изящное, тонкое личико, с красиво очерченным носиком, детски-свежим ротиком, с какой-то особенной грацией каждой линии и
голубыми детскими
глазами.
В ней легко было узнать, однако ж, прежнего ребенка:
глаза,
голубые, как васильки, остались все те же; так же привлекательно круглилось ее лицо, хотя на нем не осталось уже следа бойкого,
живого, ребяческого выражения.
Вот он висит на краю розовато-серой скалы, спустив бронзовые ноги; черные, большие, как сливы,
глаза его утонули в прозрачной зеленоватой воде; сквозь ее жидкое стекло они видят удивительный мир, лучший, чем все сказки: видят золотисто-рыжие водоросли на дне морском, среди камней, покрытых коврами; из леса водорослей выплывают разноцветные «виолы» —
живые цветы моря, — точно пьяный, выходит «перкия», с тупыми
глазами, разрисованным носом и
голубым пятном на животе, мелькает золотая «сарпа», полосатые дерзкие «каньи»; снуют, как веселые черти, черные «гваррачины»; как серебряные блюда, блестят «спаральони», «окьяты» и другие красавицы-рыбы — им нет числа! — все они хитрые и, прежде чем схватить червяка на крючке глубоко в круглый рот, ловко ощипывают его маленькими зубами, — умные рыбы!..
Голубые глаза её темнели, губы жадно вздрагивали, и грудь, высоко поднимаясь, как бы рвалась навстречу Илье. Он обнимал её, целовал, сколько силы хватало, а потом, идя домой, думал: «Как же она, такая
живая и горячая, как она могла выносить поганые ласки старика?» И Олимпиада казалась ему противной, он с отвращением плевал, вспоминая её поцелуи. Однажды, после взрыва её страсти, он, пресыщенный ласками, сказал ей...
Голубые озера, причудливые камешки в каскадах пещеры и наконец я сам, как
живой, перед собственными своими
глазами, на розовом фоне позолоченных утренней зарей снегов.
Он держал папиросу, обыкновенную папиросу, между обыкновенных
живых пальцев и бледный, с удивлением, даже как будто с ужасом смотрел на нее. И все уставились
глазами на тоненькую трубочку, из конца которой крутящейся
голубой ленточкой бежал дымок, относимый в сторону дыханием, и темнел, набираясь, пепел. Потухла.
Но как ни хороша природа сама по себе, как ни легко дышится на этом зеленом просторе, под этим
голубым бездонным небом —
глаз невольно ищет признаков человеческого существования среди этой зеленой пустыни, и в сердце вспыхивает радость
живого человека, когда там, далеко внизу, со дна глубокого лога взовьется кверху струйка синего дыма.
Это была женщина росту среднего, сухощавая, очень
живая и проворная в своих движениях, с русыми густыми волосами, с красивым смуглым лицом, на котором несколько странно, но приятно выдавались бледно-голубые узкие
глаза; нос она имела прямой и тонкий, губы тоже тонкие и подбородок «шпилькой».
Вокруг везде — жёлтые головки,
голубые глаза, румяные лица, как
живые цветы в тёмной зелени хвои. Смех и звонкие голоса весёлых птиц, вестников новой жизни.
Бухта, как
живая, глядела на него множеством
голубых, синих, бирюзовых и огненных
глаз и манила к себе.
Аян протер
глаза в пустынной тишине утра, мокрый, хмельной и слабый от недавнего утомления. Плечи опухли, ныли; сознание бродило в тумане, словно невидимая рука все время пыталась заслонить от его взгляда тихий прибой,
голубой проход бухты, где стоял «Фитиль на порохе», и яркое,
живое лицо прошлых суток.
В моих сенях послышался топот, в дверь хлынула струя свежего воздуха, и в юрту вошел Козловский. Он был несколько похож на гнома: небольшого роста с большой головой; белокурая борода была не очень длинна, но толстые пушистые и обмерзшие теперь усы висели, как два жгута. Серовато-голубые
глаза сверкали необыкновенным добродушием и
живым, мягким юмором.
Затем вы начинаете под однообразной одеждой замечать бесконечные различия
живых физиономий; вот на вас из-под серой шапки глядят плутоватые
глаза ярославца; вот добродушно хитрый тверитянин, не переставший еще многому удивляться и то и дело широко раскрывающий
голубые глаза; вот пермяк с сурово и жестко зарисованными чертами; вот золотушный вятчанин, прицокивающий смягченным говором.
Падая, тряпка развернулась, и в
глазах Лёньки промелькнул
голубой с цветами платок, тотчас заслонённый образом маленькой плачущей девочки. Она встала перед ним, как
живая, закрыв собой казака, деда и всё окружающее… Звуки её рыданий снова ясно раздались в ушах Лёньки, и ему показалось, что перед ним на землю падают светлые капельки слёз.
Очень глубокий старик, всегда в сером халате с
голубыми отворотами, с открытою волосатою грудью; длинная рыжевато-седая борода, на выцветших
глазах большие очки с огромною силою преломления, так что
глаза за нами всегда казались смещенными. Быстрый,
живой, умный, очень образованный. С давящимся хохотом, — как будто его душат, а он в это время хохочет.
Двадцативосьмилетняя красавица, высокая ростом, стройная, прекрасно сложенная, с чудными
голубыми глазами с поволокой, с прекрасными белокурыми волосами и ослепительно белым цветом лица, чрезвычайно веселая и
живая, не способная, казалось, думать о чем-то серьезном — такова была в то время цесаревна Елизавета Петровна.
Перед ним и теперь восстал в ярких,
живых красках образ красавицы-девушки, сестры Стоцкого Татьяны Анатольевны. Похожая на брата, но еще более женственная, полувоздушная, грациозная, она казалась каким-то неземным существом, чем-то «не от мира сего», хотя опытный физиогномист по складочкам у ее розовых губок и стальному подчас блеску ее чудных
голубых глаз далеко не признал бы ее чуждой всего земного.
— Ей до Лизы, как до звезды небесной, далеко, но в ее лице, более чем хорошеньком, в
голубых глазах светятся так ярко чистая, безмятежная душа и ум, в ее
живом, лукаво наивном разговоре, простоте ее манер есть какой-то завлекающий интерес. Сколько могу судить по недавнему знакомству, той удел воспламенять, увлекать, волновать душу, этой — понемногу притягивать ее к себе, успокаивать, согревать, нежить. Я сравнил бы Лизу с романом Жорж Занда, другую с романом Диккенса.
Он, под гнетом безвыходного положения, решился изображать в одном из балаганов под Новинским на маслянице дикого человека, причем загримированный индейцем, на
глазах публики глотал
живую рыбу, терзал и делал вид, что ест
живых голубей.
От первой же жены было две дочери: старшая, Ванда, величавая красавица, знавшая цену своей красоте и скучавшая в деревне, и меньшая, Альбина, любимица отца,
живая, костлявая девочка, с вьющимися белокурыми волосами и широко, как у отца, расставленными большими блестящими
голубыми глазами.